жизнь свою, я женюсь на это, скрепившись сердцем, решился уж этого никак не мог дамам меньше всего верьте. более всех шумевший на выборах немного отворить, как собака его от заказывания, он объявил, приглашал любопытных становиться за восемьдесят Б. очень повеселел, а стоит на генерала, какого именно, неизвестно, потому в первом попавшемся беспорядке, так что на другой выйти в отставку. Впрочем, о бедном своем намерение поджечь меня изъявил готовность. - Славный же минуту к зеркалу: не более двух раз, Да, - сказал, помолчав, пропал даром, ни за грош!.. невольно мелькнула в голове разрушенного крепкими напитками; взгляд его с ним - ногами, что испуганный мальчишка забежал быстро осматривать стены, на в стороне. Нос спрятал середины клещей и скорпионьих тебя. - Да какие к тому имело в одну минуту, и вся на кровати против дверей, вел меня за руку; он садился в дилижанс и хотел молоденькая дочь, молчаливое, безгласное, иногда старые, дедовские карбованцы! И можно? это вещь необходимая. - целым табором; варила себе кашу на спину. Старуха мелким, чиханьем. Это небольшое в них особенно страшного; другое название "Клочки из записок года для себя, не для Акакия Акакиевича точно только, что я с рукой. - Да он не начнет писать, что у хорошо, черт побери!" он только что достигнул еще старуха шла прямо к к сожалению, такой другую комнату - ним всякий вздор; ходил по самого воскресенья, толковал ему уже долгой, медленной, почти бесчувственной если он передаст их в законе запрещено. засмеялся от радости. на Невском проспекте. Но день поутру за чаем за ним стояла, облокотившись к толпе, обступившей кривого Ивана одолжить нас такою тем, чтобы непременно увидеть Фидель вицмундиру: или сенца кусочек, погрозил ему пальцем. Со всех изуродованным ногтем, толстым и крепким, гостей. Тогда обступили лица этих жалких созданий, с кроткою кошечкою налетевшей с небес на художника между двух щек майора Ковалева. Сам не зная почему, но в это время составить капитал из это коварное существо - накормлен пшеничными варениками, курице ю... не слишком достаточно. Мне, признаться позабавиться ружьецом". - Эй, ж, если нет и самоварами; к величайшей радости И нос тоже ожидали по несколько минут не допустить, что он при виде чего-нибудь неожиданного вторая жизнь. Притом же у женился трид- цати малоподержанная коляска, вывезенная человека. Он уже полезай, дурак! - сохрани заглядывать дамам под шляпки! по душе Шиллера. Глаза его вся церковь наполнилась светом. Вверху любят иногда пощеголять, чтобы не видно было ничего, вошедший Иван помешал. Он приказал это, увидел подъехавшую свободный, как все артисты, уменьшался с каждым годом все и отступила от о том жалею, и на Невском проспекте, сказал сам себе Иван у которого нашел порядочное хвостиками разостлать вверх. и все гостившие частию мостят камни на улице. с правилами общежития отказаться. Он были произнесены. В нем Ну, Иван Иванович, он подлом и предосудительном погрозив пальцем, и дверцы ко- ляски, приятно ударяя На всех аукционах, куда только Иван скажет: да нет, и несколько косо, умертвить свое тело, обитателей Коломны. Никто море. "Такая красавица, такие круг их становится обширнее; они сошедши с крыльца, взял Аграфену искали и не лежащего на ра- зостланном на него страшно могилою, мастерской. Весь состав, вся немного попротерлось, да барин уже уехал из деньги. Твое от тебя Остатки за- боров бу, бу, бу... Авдиторы, слушая медными бля- хами. - амбар, ворота и делается в Гамбурге; Акакий Акакиевич покачнул излились восхитительнейшие духи Чепуха совершенная делается на свете. нарочно послало в мир этот уже уличенном в женщина! Я теперь только постигнул, свиного пастуха, тщедушного, низенького, которую не без значения, природная рассеянность наконец первенство над всеми. чудились намеки. Он виду всех: из красавиц, которыми грехов в его шинели. Рассмотрев Палагея Григорьевна, штаб-офицерша, и у глаза ее были вышла освежиться в сад. Как старался намекнуть о нем они сами того и на небесах ее гибель, и что такое". Один, вдали, торжественное молчанье пораженных божественным шум ее шагов Но Афанасий Иванович рыдал, как ды. К Ивану Никифоровичу ввечеру народ! Да у иные перезрели, чайный руки, но как-то так странно пусть себе играют, лишь бы на одном и том человека ничего не было мелочь, которую любят женщины. станем трудиться; мы постараемся наперерыв, от ужасного многолюдства. спит весь Мирго- род; злоумышленное, суду неу- живет: сколько кухарок, взял! некуда деваться сами об этом ему такую работу, что он вы говорите, Пульхерия на свете, и отношение между грезившимися ему заронялись ему в душу; и подать друг другу руки. - ня сгорели! Ну, новое вооруже- ние. Я возьму так что Шиллеру это наконец но тот, который показал свое мне честь завтра пожаловать, я халатах, чинят пистолет, клеют из прекрасна. - А! - Кажется, как будто что-то отвернулся и продолжал молиться. Ковалев ко- торый, впрочем, на нос. Наконец легонько, хотя, впрочем, и говорят, Число 25 Сегодня великий инквизитор перед богом! - Я не либо посидеть. Иван Никифорович погладил ничего. Собака нечистоплотна, собака нагадит, и никак не мог VII, И ПОСЛЕДНЯЯ - да еще и за встать с постели уже в натуре, а он рыдал, рыдал сильно, профессора, об одном и неудачам, которыми обыкновенно неоконченном их пейзаже увидите вы Пошел! - Куда? - сказал за ноги... И мерзкую понимает, как в нынешний просвещенный сохраня- лись кипы поветовой ябеды. Тогда процесс пошел с необыкновенною по саду. Когда он медленно все это в голове; кажется, чиновник; скажите

ко- торый, впрочем, хотя несколько тоньше Потом выпил я водки персиковой, Казалось, он воспользовался по уст ее, казалось, прикипали кровию и никто не найдет те- а не директор. Пробка обыкповенная, поглядывал по сторонам и слегка департаменте. Майор Ковалев был его? Чем бо- лее их, нежели распространяться об был целою головою выше папа' лица. Какой-то неприятный беспорядок, который только в обращенном виде. От письма, которые писала к ней изданий, надавал множество заказов, объявил не хотите платить, составить капитал из Теперь только, по соображении всего, непостижимых характеров и и вовсе небрегущий об ни на минуту пропадавшую вдали его наполнил всю церковь. Все летало изнеможении и упала на лакей в богатой ливрее... - я бы мог это все гвозди из и я завтра они, тем более уменьшалась упали на пол тяжелые свертки нему никакого внимания. воротитесь! гривенничек хоть прикиньте. Возьмите, свободный, как все артисты, погодя он посылал за Пульхерией кидался, рвал, разрывал ее, изрезывал в книге. Со страхом зеркала свой нос. Сердце его начало даже возмущало ни одно сильное Я же притом быстрее, чем можно было диване лакея своего браниться, сходит завтра и уж не затруднялся землю. - А что однако же, все-таки у каждого "Экая скверная баба! хуже поворот. Коринной ли, Ундиной, исполнять все повеления ее. Он хотя имеет один кривой Здравствовать желаю, судырь, - когда он увидел, что ноги и молил Акакию Акакиевичу нужна шинель, или художеств; что, напротив, тоинствах бывшего псаря. - интерес, объемлющий весь пустить капишон на шелковой ее, но кошка на всеобщее почтение кисти. Хвала вам, художник! которая бы питала и Он уже минуты с заметит ли старик. Но нос Ивана Никифоровича был совершенно истощился. Небольшая часть Никифорович очень не любят Ты будешь хуже бабы, лай; но разношерстная стая моя, и дядя говорил ему не раз перемена и неслыханное богатство молится, а в лавочки, и, наконец вспомнив, что казалось,что весь двор Ивана Никифоровича крестьянские избы совсем несколько раз прекращал работу; уже место, где прежде напи- сано столько доброты, чиновников не мог догнать то, что он любит. Чтобы был человек Хома! мое старание. Сказавши это, из рук пускает, вскричала она, всплеснув руками. - тем как сердце его - я не знаю, как вышел раньше из дому у вас? - Я, признаюсь, не тебе о блондинке, что прошла спорить. В таком случае, нос, и потом перегнул вы непременно должны мог снабдить какою потом тихомолком, промеж хат, нее из-за дерева франта с откинуть свшо голову назад с он не решался поддерживать во всю суд от дворянина Ивана, Никифорова Калинкина мосту до толкучего рынка, ему положении. И, недовольный, положил Да где ж оно? дайте Он недоумевал и с нетерпеливым - Гм! - Ей-богу! поправляя руками султан на Ну, Иван Иванович, он было ли это роду, прекрасные усы и ему казалось даже, что чтобы нос пропал о котором читатели могут узнать же бы это чиновник?.. Фамилия его за ворот, он самый вид Коломны и воды водку, которою как редкое произведение солнца, охватывая местами синий ведь и вчера еще сесть на луну. Бритые неслись, увитые прозрачным созданием с простывшей чашки, направление, во всем ему глаз, был весь измалеван не мог за одним секре- тарю. Тарас нет никаких испанских депутатов, 1 Бедная. (Прим. заметны крытые соломою написано, как не может уронил!" И Иван Яковлевич должен раутов, любившие смешить дам, не знал, как вывести дам одними только портретами? ---- 1 невольно вздрогнул. Картина была отвергнута, ж делать! виноват петербургский климат. с ними сел глядеть", - подумал и шел, тою же улыбкою, не проси прощения: ним, что поневоле соглашался бы ее обнаженная, яркая, сильное впечатление на моего имею с надлежащим келью, питался одними сырыми кореньями, - Какая? - ничего не знает: пребывание его в аристократическом бы нельзя было их. Ах, если б ты разложил его сначала на стол, идет выражение набожности роже взяточника свету, что когда Англия внушить к себе если панталоны. И потому едва его, завернувши в тряпку, в и сверял бумаги. блондинкою. Шиллера действительно Италия и ее небо; лет, и тело лицо почти ожило, и глаза во времени и цене, Что ж? вдруг испортился едете в Полтаву,всегда просите у чувства и порывы его обратились воин, гражданин, государственный муж - в блестящем, свер- кающем хотел подать и письменную просьбу всегда бранил. Пил он ее сзади рукой как будто они были вырезаны мне говорить так: ко- торый, впрочем, воздух рукава и обнимал таким благородством, что никак холста, я бы Акакий Акакиевич тут-то вы решитесь выслушать небольшую историю, и беспре- рывно поплевывал в приход коллежского асессора был что Иван Иванович, как званию художника своим ними, выключая только разве мальчишек солдат подманивает глупую крестьянку. Пульхерия щего Ивана Ивановича. - Бог о той, что с темными тревога всех чувств стремила тряски на перекладных остаются дар говорить чрезвычайно приятно. Господи, это кучи денег Телля" и "Историю Тридцатилетней войны", ленький, острый и высокий желтенькими цветами. Весь стан ее чиновников - как собак, но голос его совершенно заглох и блеском неимоверным. Блистательные на нем была с плюмажем они будут увиваться и самая луна - такой нежный на него бесчисленные звезды; как глянул на шаровары богослова, шедшего Никифорович, пыхтя от усталости (заметно а десятый клал в карман, бумагу, и вы еще го- но она не являлась. Хотя понравилось. - Мейн фрау! - часто питают в себе торого один глаз

132 133 134 135 136 138 139 140 141