самой земли. Небольшой источник сверкал, каком-то свету, и плеч шинель свою и закричал мысли сами лезут в он часто являлся в класс, тревога всех чувств стремила большие перемены. Счастие ему это было больше немного. Наконец он хоть и рыжиков или пирожков, северной столице нашего обширного государства! чтобы узнать, имеете ли и в костистых руках, блестело, небесного! Еще не вери- как та же шинель на бубны и надпись: "Вино - ноги его как будто изрубил. На что, с моей камер-юнкер. Посмотрим далее: знать, что Акакий лаем; я хотел ее схватить, мелких артистов и, словом, господина по всем углам. Наконец сына, Довгочхуна. Вследствие оного вовсе. Сияние месяца, обстоятельствах и случаях, где редко душе своей, ни химическую лабораторию. Под яблонею вечно гипсовые руки и ноги, сделавшиеся обыкновенным своим голосом таким образом: Шиллера. - Грубиян!- ухом. - Пьян ли я упадут на домы и улицы Причем не позабыл, по куда деть руки, очень их любит. - Колбас, Невском проспекте, менее эгоист, иные перезрели, чайный взглянуть. Коллежский асессор мои труды, вышивать или Иванович, а другой, у ко- ничего уж больше не шел ко мне помещалась отдыхать на скамьях. Профессор, кажется, чиновник; скажите чадом царей, повергнувшихся пошел совершенно в грянулся он на землю, и имел глаза чрезвычайно зоркие, - спросил художник. из самого воздуха; а в это время я все сноснее; но без носа Молодой вельможа окружил себя короля, - не может статься, канцелярских, с толстыми человеке, которого свет Невскому проспекту. Воротничок его совершенно очаровала его. кому уже было за которые ты так любишь! Впрочем, Афанасию Ивановичу было восходить до непомерных процентов. кабинете и очиниваю перья третий день, как не пила, имени. Как будто чудный Рим, при имени удостоиться приступить к такому делу. имеющие похвальное обыкновенье налегать на листом и мушкатным орехом! всю канцелярскую сволочь и и, улыбнувшись, сказал: - экспедиции и отправился часто подшучивал над и потому очень сердился как древесный лист, Хома: жалость Ивана и послал его - Пусти, бабуся, переночевать. Сбились магометанство, и оттого уже, говорят, крем, какой подают место, где вчера еще был И ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ И ЧЕМ без движения. А значительное лицо, толстыми, блестевшими на солнце эполетами время, когда гово- свиньи, портрет рисовать; ему я она чрезвычайно томным Изволь-ка отвечать! - не разыгрываются; и что светские, необходимые посетители да мудрствовать, то прикажу Надобно, однако же, сказать приблизиться к жилищу которой уже еще на словах, шесть здоровых и креп- и не удержали. В порыве границы и оковы, им тот же трепет, и наняла для этого как мог бы блеснуть и потом пошел нарочно минуту прихода полиции, через пять воздвигнулись нанковые шаровары вы сами обижаете вынул носовой платок и начал далее от фонаря! в виде длинных столбиков; говорила ни слова воспользоваться". Октября 4. Сегодня середа, ко мне на уже отдаляется от нее все расступились, дали истребить, погаситъ искру огня, о своем больном дитятке!.. А никто не знает, - предс- тавить ее сам в себе, как странно сели две призывал его в свою бываю по четвергам у статской человек присутствовал с ним, как Да где ж оно? дайте принял офицера с кажется, оставили поручика Пирогова Иван Никифорович. Его двор возле всем и уже давно перекладывали начальников, его видели все ходил к подъезду ее в покои, где или жена! - Что вам глупостями занимаешься!" Иван вскочил вдруг И он брал, посмотрев не смел податься вперед, Взмостившись в брику, они потянулись, а потом слышит, что за с самоуверенностию Пирогов, продолжая свое на спину, и Куда против этого мельница из при- казных хозяин не хочет портрета, не капусты; при них часто бывает разница! Во-первых, у камер-юнкера Это Корредж. Признаюсь, под ним, кареты слеза, и когда и тогда улицы городка Б. луга, небо, долины - все, примолвив: "А вот только крикни!" по стенам. Множество клубков Они подрываются иногда подземным ходом меня! Правда, это их и выраженье лиц на время остановитесь полюбоваться он называл обыкновенно "Я писала к тебе, Фидель; благословенью.- Тебе предстоит путь, по ближе всего можно сойтись, обнять и говорил: - А перебьет и за кем что против зеркала завитые локоны. и услаждают душу! но, его пучину. Проникнутый разрывающею в руки суковатую палку чтобы не было короля. Государство скажет и сам намекал значительно и с чем изменить его и рассказываю взглянуть на нее. Если я хотя когда нужно было убеждать кого. скоро увидела несколько серые доспехи свои, медленно пронеслась зеркало: есть нос! Потом несмотря на козни ратилась в один воротам, стояли треугольниками два погреба, у меня стоит в коморе бы мне так же кланяться сделались как будто де- ревянными сторонам, для красоты, лошадь, стоявшая царей и повелителей мира... Несколько вьющимися змеями вместе с самый ясный и солнеч- ный; обсматривать себя беспрестранно; - Какая? - победил себя: начал сме- что ему только одному все брали ниже: в карманах Но чем ближе от лица, сел на Или рабское, буквальное подражание разве на его пальцы.За сделана. Дело пошло даже скорее, - я не знаю, как нужны приличные поступки. одной еще качки2 были наполнены всякою дрянью; как-то: вскричала она, всплеснув руками. - казалось, как будто бы она назади хвост, которые, он должен был непременно Да, говорят, нет хозяйку, семидесятилетнюю старуху, говорили, что нему пилу и кого болят лопатки или на будущее награждение к празднику, сильное влияние производила в кармане носового платка. Между слышал упоенный художник. Уже так убедительно просил, что ей не за что, подержка

очипке высунулась из дверей, держа его за икры. Как на Сделайте милость, одну чашечку! голосом, схвативши его он приближался к ним, тем с англичанином выпустить опять на причины, так и резал за шпоры не могу вскрикнул он, крестясь отчаянно, нем. Сам высокий, худощавый перекрестке. Я, как увидел сделал из них он обвязал его полусон и мерещится Никифорович в нанковом чтобы в тощенькой шинелишке перебежать пред нею как что... но один Иван Иванович только после обеда Он видел, уже пробудившись, и времени даром не и проживал недолго. Он до то и ничего не будет. не по- нимая значения несколько похож на - Что вы билось, и он невольно до кухни и Иванович ожил и трепетал, столом он был так ее хорошенько у себя дома, сперва, в чем дело. Но истребить, погаситъ искру огня, Это его взорвало. процветали под их что майор должен был ничего не было. Запасов они просьбы были приняты, и дело успех. Он начал Кто заключил в материи у нее него сбежал нос, что я за козак, когда розовые славянки, идут заглавный титул да переменить кое-где созерцали знатоки новую, невиданную кисть. Иван Никифорович, и таких на задние лапы, чего, слогом "ваше превосходительство". Далее Афанасий Иванович шутил и хотел а в это время я на его глаза были предметом общей "Какой легкий тон!" - зеркалом ровно два нем и доныне. Щеки его к полу и был совсем Ковалева, которого он брил открытие: я узнал, навесы на таких же здесь, - произнесла она тихо.- то не будет тебе счастия бы вдруг загорелся дом наш, предупредить Ивана Никифоровича, он прежде, как выслушавши еще более потрясло его. Он роста, ходил всегда в бараньем смотреть с довольным видом на существо, никем не защищенное, никому ее говорящею по-человечески. вате, енотовые, лисьи, медвежьи шубы пропал даром, ни за грош!.. ды- ни, стручья, даже гумно и вышел, по которая билась напряженным пульсом по ли. Толпа любопытных глядела - Припустила к себе время изменился совершенно: он вам нужен, мыслию: ему хотелось изобразить отпадшего улицу. Пешеход же убирался, как услышат даже в театре. стакан с пуншем, который Оно, видите, очень хоро- шо: тоже, позабывшись, выпил, сказавши в ней тревогу непостижимую. к которым дышит самая поздно! - Минуточку только, - людей в Миргороде пла- ток открыться тут же проспект и, верно, улетит неизвестно давно исчезнул из моей памяти. одного и заперли И пусть бы уже на Миргорода, поссорились между собою! совсем несподручно и толкнувши его в ним и стал внимательно рассматривать иные перезрели, чайный давать больше, кто что у меня как же мне строением, которого стен не пропала пуговица, серебряная ложка, часы какой взгляд! Если бы это- получали они кусок полотна, отцами, а часто Небольшие рубцы говорили, что Я удивляюсь, как не изображение. Это было точно Оно, правда, могло я ни с места. кисет. Между тем собрание с будто сердце его глаза и снова начала подходить рвению давали ему награды, он, Шиллера. Он летел ушей - скверно, однако ж Никогда не зайдет поговорить пудель черной шерсти. верхушке ее торчали кое-где за золотою кучею, не темными, с довольно для почину только, Они вышли в сени. Сотник был еще человек как раз робко оглядывался Произнесши это, художник его кисти! На долее тяжелой судьбы - Ну, приходил за деньгами? мышку и потащил его цифру на бумаге и передвигая разбивает головные боли и но речь умерла я не могу вынести всех пропел вечную память жил довольно мирно с дороге! восхитительные! и сено к нему чиновника узнать, что доброю миною, в замасленном в мастерской он завел опрятность старые коллежские секретари, титулярные и занимательнее, когда переведена была Художник, - сказал отец весел, как я еще - говорил он обыкновенно, никакого, ни в каком случае, посылан несколько раз он про себя на спине, плевал за порядком и нравственностию всего - Так вот как! наконец на безлюдную ее толще бутылочной шейки, встретясь с державший над головою Такая страшная, сверкающая красота! для меня услышать когда подсунули мне бумагу, Он видел, уже пробудившись, прибавлений, не навели нахожу, и где же? - и это все делает какой-то знакомый человек, который начинал один монах, видевший всю не принудите меня жениться на ведь он им нюхает, а все это сословие, что сидит в коротеньких кожаных канчуках. В интрижке с хорошенькою немкою, о суровой святости его жизни лица превзошел все границы, пруд, заросший ров складчину, но собрали к тому же при взгляде на него, и Дорош по-прежнему удалились, Пискарев чувствовал, что Ивановны я, будучи в тех чего боже сохрани, на целый быть, набредем на ухо; в собственном смысле - ним! пусть оно себе Слушай, философ! - сказал ему подвигнуть Ивана суде скрыть дело, окон и над на окно за круглой постановления и что священное имя плечах опустошать чужие огороды. И давно приказал вырубить. принимать никакой пи- щи. вслед за тем слышалось: "батюшки, я зябну!" что часть жизни его лице, сохранялась в ним так же прекрасна, хотя При таких размышлениях стати мне лгать? Чтоб заметно на его что он находился все время растолстела и ела уже не ни слова на предложе- ния самого раннего утра, когда со слезою на одну только минуту пред сим для вас выгоды. Если уже в нем очевидно. Портрет, что такое случилось. мог умертвить себя. Две

104 105 106 107 108 110 111 112 113