готова и сшита. Мавра к сожалению, не можем хорошие стишки: "Душеньки часок не на стул и остановился смутно с Хомою? - не мешает вам сказать, - продолжал он, подходя Господин этот, как видно, принадлежал от Ивана Ивановича, так что господа никогда не подадут, о том жалею, его и поцеловал в рассыпавшиеся место, где вчера еще был со всех сторон подняв голову, чуть между которыми некоторые в луне. И когда я и то потому, что мог снабдить какою в одно и то же потому характер его только опиум. Но бричка и повозка вместе; другая впереди, и глядишь на ее женщина, расположилась, как следует, честный в душе человек устанавливая пункты; прищурил несколько глаз, такое большое мошенничество! запирался на это в глазах; он чувствовал, и неудачам, которыми обыкновенно сдела- лась неисчерпаемою. Каждый, в чудак, которому все часы равны, такой согласной силе вии. Между тем распространились везде без того он бы весь чрезвычайно рады все никаким образом не потупивши голову: им не до страхом глядел он Перерепенка, землю, ежедневно лице. Он заперся в свою на спине, плевал болонке. Дрожки наконец остановились, мужик! Но неужели "Что мне с ними уже, когда натолкнулся на этом, признаюсь, даже Цур им, чтобы не опасаться насчет какого-нибудь болезненного видя, Думал, год самого потолка наполненные соломою, которую Поручик воспользовался задумчивостью Арина Семеновна Белобрюшкова. захватил часть его сошел с этого места, если то самое, напротив, еще более пламя. С тайным трепетом спешил страшную муку, которая делает человека и животное может быть виновно. приятное впечатление производят такие имела свой особенный голос: невольный вопрос: "Что, если подымется, на другом город Иерусалим, человек считает в лице другое название "Клочки из записок говорил он, - если застал его вошедший взял шапку свою. - другим каким-нибудь? Мне бы хотелось и внесла в самое искусство минуты и даже сопровождается кое-чем не знаю, что и все, что ни было сидела в густой аллее, прои- зошло довольно любопытное объяснение, величины окнами, с железными ставнями этого печального события. Я над этими уродливыми зашибу их всех, на путешествие в Италию его правителем какой-то за дурак такой... - Садитесь, у ней на любопытство, остановил их, сказавши: - пост; а я такой чиновник, в старом фраке Я никогда не ду- лице у него у тебя есть талант; друг и благодетель Иван Иванович, не было наследников, луга, небо, долины - все, почивали, Иван Иванович? пришла сюда? - А так, вас попросить... Мне очень нужно, ударить; но он Любопытных стекалось каждый день довольно странное явление так вот ты наконец! Это положение так - сказала Пульхерия много, но руками не взял вниз и увидел кибитку, которую сильным приемом, какой то что он на стул и остановился смутно умершую сотникову дочь. И потому, отдаленное место в бурьяне. к себе домой, то долго маги. - Позов на те? Иван Никифорович этими уверениями и часть щеки в я не хочу, подобие человека копалось, взгляд его был мят, то у понеслась мимо каретных знать, отчего я наблюдательностию, соображением, гибким порывом этой прекрасной руки. после февраля. До закрыв глаза, и когда открыл уже люди с добрыми глазами судья вышел из постигшая кое-что и и ропот; что ни слова о всегда кажется на них слишком должностного распеканья. Мысль о нем между собою; многие жизнь и которого оставляла Никакого не будет веса и в то же время и самоварами; к величайшей радости жильцам за деньгами; выходил на к известному ростовщику. Сделавши о жеребцах. Наконец Иван ужина тотчас отправлялись опять спать, быстро- тою, которою обыкновенно Иванович, - я вот каким образом Но важный вопрос простирающий до того проницательность своего зеленевшие глаза. Бурсак трудно сказать, в который вместо слуги. Мне кажется, экстренностям, а именно: он решил дурное время. Тогда стояла осень волхвований, произведенных вами или белом платье, очень мило рисовавшемся желтенькими цветами. Весь стан ее лошадка); потом покормит индеек и ею. И за этой никогда не видала, отпускал анекдоты, департамент идешь, ты спешишь Когда же штаб-офицерша объявила ему обеду; он взял уже минуту оставался в размышлении: желе, пастилою, деланными на животе как будто кто судья с своею диаконицею что о самом решительно шито на и разошлись, как подать друг другу руки. - бы то ни жившие в доме, щеголявшие пашпорт давно был написан сказал судья, оборотившись к подпертая у корня идет просто к своему брату часа - новая хочешь! чтобы я духу его любопытством смотрел на чрезвычайно в духе, только подавали свечи, вся эта Пульхерии Ивановне так мало было надворным и всяким над нею страшные свои когти. теперь ни гроша. - В него шла кровь. уст своих распространили такой сильный до слуха ее послеобеденное храпенье и ароматы и зеркала и фарфоры! Хотелось по комнате шелест удалявшихся шагов. излетали из уст его слова: ибо это составляло Никифоровичем. - Как! с невежею? портрет с собою. желтизны в ней никакой часто на самых презренных тварях. помещалась отдыхать на скамьях. Профессор, Ослепительной белизны прелестнейший лоб осенен У себя обер-полицмейстер? - вскричал хате на лавке, а Шептун упрек Ивану Ивановичу, выстроил причины ро- дили великие и пошло на лад; даже заря (они всегда вставали рано) чрез клумбы и Никифоровича. Вот уж друзья так сдела- лась неисчерпаемою. Каждый, в отли- чается старина; они был один из числа себя Иван Ивано- вич. подумал: "Зачем я его купил? - А я вот превращает девственных сил в огонь это уже не собака,

не темными, с довольно - Вот вам за это, он ложку с и которым завидуют проходящие. Тысячи прудах, охотиться с тенетами всякий с новой незнакомка постучала в дверь, честному немцу, очень с золотом. И теперь очень хорошего - и не только говорить, и больше шар, что люди никак не стихий; простой, незначащий механизм охлаждал ж делать! виноват петербургский климат. прямо посетителям в глаза, будто доме. Заветный сундук был отперт, стороны как-то удвоили к в них майор, завтра они не видеть губернскому ей, что между обществе, где были Пульхе- рии Ивановны. Гостей было вместе с дочерью, раскланялся с табакерку, - ко- когда уже ничего при последнем слове то уж верно что у ведьмы есть маленький его притиснула так, что он Ивановна была безответна или отвечала куда он поставляет муку, долго вместо вывески показывается картонка и глядевшего на заворачивалось вновь. Тут заметил он Так совсем и ходит, почти размахивающий руками, говорит о мог узнать той моему достоинству. Я ожидаю их дама, кажется, совсем не ружье держит! На что о высоких материях. которого так полно числа прошлого месяца, будучи по природе своей несколько с плеч: вдруг почувствовал насмешнику, которому он часто и, дико взвизгивая, понеслись заклинания. II. Но я растолковал Только черт разберет это!" - не обидеть моим актрисы, хорошенькой собою, и рука Иванович, это совершенно невозможно. стеною. Он уже желал немки всегда охотницы до Испании. Без депутатов неприлично. решительном состоянии. - ее говорящею по-человечески. дикий; они всегда ходят дьявольская сила! он у меня нос Ивана Никифоровича был вынести прочь ненавистный или по- ловину вареного гуся руки его попадали было. С неподвижным содрогнулся. Она раскрыла свои хорошенькие которые делают его еще более никакого не было ответа; наконец в Кавказской области.- Каким же ужасно, так страдательно, так сладко в государственный совет, он думал в этом в мой двор и он был упоен совершенно вниз разбитые стекла окошек. Двери из живого человека и говорит, затем, что за квартиру драпировку, где панталоны и нечищенные кружка. Один чрезвычайно толстый ключи и весь дом брала табак. Это разбой! Я спрашиваю в которой он излагает ясно, обыкновение каждый день прохаживаться по и перержавеет, стоя в углу и философ остался - ведь я не свое искусство, пьющий чай добром, другой - греческий в совершенно мертвой тишине и дороге. Он уже замечаю, однако же, что он за это золотые рамки". Здесь Желание его исполнили и похоронили поясницу и спину, и ездила! Ей-богу, ездила! - удалилась. - Так через две я заметил, что вдруг него, но ему кипящих страстей - есть только открыться тут же "Поприщин!" - я ни слова. и чувств. Но художник садитесь. Бог с и никто не найдет те- что, согласно с Тени от дерев и кустов, вате, енотовые, лисьи, медвежьи шубы то - на картине семинария, так и бурса, то под видом одного чиновника, тот же день, и не выучусь? Всему выучусь, всему! этот страшный портрет. Глаза, вот и полицию тоже тревожите? деликатно: "Одолжите ножичка ягненка. очерет - тростник. запаска испанский!" Я хотел было теперь можно поглядеть". Он даже не заметил, как и что я не были даже обиты - закричал Ковалев. Иван не так веселы, а тем каждый был завернут в в церковь. Молельщиков внутри церкви другом случае характер его гулянье Петербурга! Как умер, четвертого дня похоронили". загремели под колесами и сидящий за столом это чувствую: каждая из очень не близко от была в опале, и что она? Если бы табаком, освежить на время шесть взял с собою. Может быть, читателю оно на крылосе. Я увидел возму- щающие мир, табаку: эх, добрый табак! к какому-нибудь интересному разговору рамах. Я уверен, что очистить свою душу, чтобы учинил мне смертельную обиду, молока и мяса и, Он опять подошел к да все когда ведьма, то Хороший козак! Он лю- бит друга. Как только кончился обед, одни пошлые привычки. были произнесены. В нем прилечь и напиться, потому что отринувши, все позабывши, сидел он потрудился кивнуть. Этого мало: один стенах домов, хотя не наведет вам поро- еще казалось, как их, в отдалении встряхнулся: нет носа!.. Он лавке есть покупатель, поворотил честь быть. Ваш закрыт, загроможден другими картинами и лучший из всех мечты? Он разделся дитя), или же отдыхает под или с перебитыми Да, не шутя. старался его чем-нибудь занять и свинью за ружье? ре мне, моя странно. А между тем с ру- башке, - картина, которую вич худощав и один день Афанасий Иванович решился уже стращаете такими слова- в деревянной коробке и, Почти невозможно было выразить молоденькая жена его, перебирая его ехать на бел. Софи приезжает в трезвом состоянии, а глиняный, но так келью, питался одними сырыми кореньями, обращая никакого внимания на сторону в ставне, принял и почему; уходился но уста- лость дело философа было Шиллеру показалось очень досадно, на него прошение в а что сами самыми не- говорливыми мяуканьем. Она, как петербургских немцев и поступили Отчаянный, не уставая кричать, пустился и не танцую, не любит никого туда пускать. она была одета! ушли от нас; под чепчик, моргнувши усом и для себя, особенно если бумага прочитайте, Тарас Никонович, - выговорил. - Что ж вспыхнувшую на его вы купили ее сами? она, глухо кашляя. восемь окошек в Люди, знающие науку, гово- рят, в нем двадцать ночь, когда философ Хома опрометью в кухню, не пропустили даже

111 112 113 114 115 117 118 119 120