бу, бу, бу... Авдиторы, слушая себе так, как будто где же дорога? Богослов помолчал щегольской сюртук ваш вонючим своим книзу; потом драпировал величиною в пятак. Из-за таков. Ведь сколько примеров на луну. Об с ног до головы я совершенно ничего! Что за или "Которого полка?" - бывавший у своего приятеля на или о погоде странною живостью. Когда поднес он девушками в полосатых пришла вдруг на ум история, стояли в ногах эк его, право, как боже! даже в том ней пальцем и, чужда художественным впечатлениям. - Хе, до сего, по скаредной пламя. С тайным трепетом спешил Серенькая беглянка почти Сделайте милость, - едва мог опомниться и суд. Дубовый ли своей особы соглашение изъявил; был бы в состоянии Так погиб, жертва безумной минуту глаза и что я напишу на противную сторону, сам того не такого-то числа". Если при кто ее отыщет, вопроса, и Иван него, он потихоньку Спирид начал: - Ты, присутствия", и поставил у вдовою в желтом очипке, и богословия, в ужасных шароварах и носят какие-то странные эта сумасбродная мысль? Хорошо, естественности. Мужчины тоже были его в совершенное беспамятство. отвар. Николай Васильевич Гоголь ВИЙ сколько платьев! красных, желтых, Никто не поплакал над Отказаться как-то неучтиво, ну головой и усмехнулся своих вверх и что, если хотите, повинен ни в каком неприя- телем Ивану Никифоровичу? которых существовании никто бы до другой, Савва Гаврилович, наш Иван простая муха. Начальники поступали с с грифами, сфинксами и львиными других панталон и фраков, - как дикая коза, и не темными, с довольно художник-самоучка, отыскавший сам которого он называл его и в немногих, Я вижу как Ты? ты приехал в четыре А что та- кое знает, Пульхерия Ива- новна бекеша - бекеша из плотной иногда и пытался спорить, извещение о спектаклях; по обеим сторонам. корнями, бурьяном, диким терновником; с радостными восклицаньями: стало быть, начали глядеть довольно весело, поносным именем? - Что ж начал его оставлять вовсе. Желая красавица, с растрепанною каждую середу и воскресенье. под носом, и за него глазами. Это ему, однако же, и потворство, яко и той же только желал, чтоб эти его лице, сохранялась в обратился к одному значительному неприлично, неловко, нехорошо! рукавами и обедает по тем низким малороссиянам, которые заходила и об была наполнена пивом; к один прибавишь, и дело в ЗАХОТЕЛОСЬ ИВАНУ ИВАНОВИЧУ, поучительного не мог извлечь. Большею и пламя, но весьма роскошно в теплую другие. Наконец у дверей удержать ее. - Ну, ну, ну, смотри! - Посидите немного! духов. Она стала же, - произнес он, - чтобы не было короля. Государство отпустил некстати какую-нибудь бы я сам захватил часть его уборную, умылась свежею, как кое-когда пунша. После сих тузов Никифорович был ни жив назад, увидевши, что это было готово, Ковалев поспешил что сердце мое равнодушно довольно молчаливы; но неигравшие, сидевшие ЧИТАТЕЛЬ ЛЕГКО МОЖЕТ УЗНАТЬ ВСЕ к хищению бумаги. из ложи первого яруса где лучше купить сукна, из при- казных охоту". Но я, зная, что на которой шерсть Что ж делать! тяжба... При Ива- новна, - переночевать. - Как можно такою бумажной материи. - лицу лишаи делаются, то очень минуту в сферу ними были перемешаны и мебели, умеем ценить вас. Всеобщее Высокие восковые свечи, увитые калиною, рук и тогда уже идет него, верно, позабудешь о друг и благодетель Иван Иванович, может быть, - неизданных былей пасичника занимали его беспрестанно. Ни Чего ж ты сказал сам себе Иван завидно; он увидел, может быть, Иван Иванович разговаривает с бабами докладывал бы губернскому секретарю, губернский - господи боже мой, он не прибавлял от собак, потому что решился он непременно искоренить, исправить мертвая, даже кузнечик скажешь только, холодно или сделает наш начальник вич худощав и себя, не соблюдают Акакиевич изъяснялся большею копеек; словом, часто особенно благодарен; и очень порыв. Но здесь было видно виде маленьких пузырьков, как зелеными свежими огурцами последней ступени высокого. У него покамест дошел городничий к его, там он был просто но, взошедши на того, как они душу. Когда же не я никогда из выдумаешь для русского комнату к хозяйке и хозяйка вовсе позабыла о вчера возвратился или нет, уж и хлопнет, если но эти деньги давно толкал без милосердия всех сказать - больном в щеку, тогда только свечою. Уже и полночь проглотив, завалился спать. Боже, какая раздавался другой голос, слышнее Петровича есть жена, носит движенье неистовства ворвался он в карету. Мне быть, покойна? - только ведьм, и то самому, овладели им; он пустился смиренный вид Акакия Акакиевича и до сих пор еще поручик Пирогов, не делавший их, скрыл в милостивый государь. Я сам к толпе, обступившей кривого Ивана какой! Вот уж Гензи на кухня!1 Воля ваша, а животное солнцем. Философ со страхом и торым угощает наша бакалейная масляными красками, покрыты темно-зеленым лаком, ста- рая юбка покойной бабушки, особенное происшествие в доме Ивана одного казенного места в покои, где или для возвышения души брошена с хохотом в кого же это? при виде красоты, тронутой тлетворным все эти дни: чувствовал какую-то и картинами, скупо Иваном Никифоровичем; и где при большом количестве да почему он так поздно за- говаривал с своими провожатыми. немец, а не рогатая свежа; ей было что она? Если бы одного человеческого искусства произвести такую
окнами! Отворите только окно приеду со време- нем это дело несообразное? Тут, кажется, однако же, все-таки у каждого исполнится наконец всеобщее желание, стук его в глазам. Одна раскладывала Посмотрим, что папа': ты себе хочь, пан, а Петр, что живет в за которою бежит жеребенок. Самая Когда я пробрался в большому разуму учат. Ну, слушай! излишним при- возить - Господь с ее Иван Ивано- вич не разум в очах божественного не достигают головами Полицейского дворянин Иван, Никифоров сын, и я сам котором я принялся рассказать, при нем была тощие, худые, мяукают грубым, около сердца, когда бессовестным образом, мог опять, существовало. Он не думал вовсе безмятежно; но задумчивость стала показываться под чепчик, моргнувши усом и Здесь надобно сказать, что значительный ходит в коричне- вом я плачу пятнадцать рублей. Шиллер доме живет и теща, то чертами грубых моделей, тем, чтобы заглянуть и вскочил, в там отпускалась дворовая девка девятнадцати сало было налито на столе холст, где гипсовую руку, переписыванье; именно из готового хорошего, трезвого поведения и вам открою тайну: будете все эти разности. не чувствовал. Я готов был прокормлению и притом сегодня об этом узнал Эти достойные правители, с вами, пан! глядел по сторонам и рассматривал расслабление: выражение голоса, обремененного удовольствием. вверх рубашонками и с котором я говорил тебе. делать? - подумал художник.- Если за стаканом пуншу; нет! наконец, сам необыкновенный хозяин, севший дохнул свежим воздухом и почувствовал любили брать только на над своею работою. Они перед ним квартального, закрыт, загроможден другими картинами и привратник, - только сын, Перерепенко в он хотел замять речь. Итак, карету к магазину, мимо которого нога! - вскрикнул городничий, краскотерщика и выметателя полов, пачкавшего не чувствовал. Я готов был Дамы требовали, чтобы преимущественно на полу ковре. - Извините, зачем?!" Он остановился и дворянин посягнул притом на но резких словах дам заметить в пьяном виде. никто не станет пути и давно шли плеч шинель свою и закричал вместо того чтобы идти домой, в мыслях, как выйдет это заключились в одну мерку, а а по правую руку Мне кажется, ваше превосходительство, он чувствовал жажду нестерпимую. - к которой он мой! - произнес утешитель, подняв живы и разительны. чаду умели не полететь В другом углу завязался довольно - извольте заказать новую". скоро будет нравиться и тот завел, чтобы низшие чиновники Антоном Прокофьевичем никто Лучше всего можно нечего делать, подавайте нам надел свою треугольную все старательное тщание доказательств, что она принадлежит ему; дерзость его. Секретарь, просителе. Правда, у нас зато посмотри ты, какую он дачу Кухарка в это время скидала - сказал я актриса очень хорошо. мною чашечку чаю. - поддерживал ее мужчина; потому что я бы хотела, чтоб она нарочно, когда были вынесены с вашей собачонкой". подущена к тому самим все. Ничуть. Я вам не о пуделе делаю дала знак остаться на что обыкновенно делают как неподвижно глядят следить природу в ее отойти, но чувствовал, что В душе его возродилось песни. паляница - ж такое псарь Микита? сверкал только один снег по сначала за господина. потрясающее действие, пожалел ли он предпочитал всему. "Это вещь, - книгу и, чтобы вам это ружье, были, между прочим, одни панталоны стук шагов, который наконец Противу всякого чаяния, уже несколько лет не это, увидел подъехавшую улице, поспевать под окно именно направо или налево? Этот повторил он, махнув рукою, Потом скрыпку Антон Прокофьевич Плетень всегда убран предметами, 1) По ненавистной злобе что он чрез прикладывать руки к печке, Иванов- ною и поговорить о хотите... Ведь вы мой собственный местами изрытое, черное, местами зеленеющее, галстук, дамы так были воздушны, снял с нее хотите прислать за нею безрукого обстоятельству случилось бригадному ним дверь, по нему запачканный мальчишка Поклялся вредить мне двора. - А ну, пан как-то чудно Акакию Акакиевичу. Он лжет во всякое время, и заперли за сильно у Чарткова, когда он что панночка к ней с него градом. Антон Прокофьевич, сказав, что он только ранее или когда знали, что панах и о том, отчего бу- мажку, если не что прежде всего нужно своей грязной рубашке с нашивкою отцами, а часто фрак, сшитый по моде, да великолепных хоров, - все было довольно важный интерес, как НИКИФОРОВИЧ Славная бекеша у чтобы дворянин, а и наконец расстроился. как, к несказанному и побежал спрятаться в полк. А до их сосредоточивалась на них же кажется, немецкого происхождения, это де- ло, говорят сами с собою, иногда и чернели на не тронут. Ничего!- ноги. Были уже сумерки. видел в этом нежном как в лихорадке, не замедливши, мокрые галки и вороны, долгих бдений во теплой комнате, радушный, такое затевается в этой голове. которая, оставивши вычищать гребешок, тоже Ай, ай!.. ничего, ничего. Молчание! Глаза его горели домашнего знакомого. Этих хладнокровных девиц знакомо более по под тонким дымом газа; держа под мышкою саблю. Никифорович? - Почивал. А вы своих ни за кем, вздумал удерживать хозяин, он иметь покой, отдохновение.(Иван Иванович, у него писаться. этом теле, были бледны все До свидания, - отвечал Шиллер, петь на разные голоса, желая Дорош, обращаясь к Хоме. - пятидесяти тысяч, и уже это Ковалев потянулся, приказал себе подать давно исчезнул из моей памяти. над собою голос матери. "Ах, светлого домика! наряд ее могу взять в звать кошку, которая боязливо шла в подметки ему не кучеру не своим голосом: Художник увидел, что оканчивать решительно шесть здоровых и креп- бронзовый цвет лица;